Книга Голова-жестянка  - Серафима Орлова

Папа стоит возле раковины и уже почти снял фартук. Папа любит иногда готовить, если приходит с работы не очень поздно. Обычно ему некогда, потому что он работает и дома, разговаривает с партнёрами по скайпу или возится в гараже с нашей развалюхой, которая недостойна носить звание автомобиля. А сегодня, значит, свободный вечер. Папа снял клетчатый фартук и кладёт его на спинку дивана. Фартук вообще-то не должен там лежать. Мама на автомате снимает фартук со спинки и вешает его на крючок возле правого края дивана.

Всё это она делает молча, глядя на меня не отрываясь.

Макс сидит со стеком и коробкой, он единственный производит громкие звуки. Постелив на кухонный стол клеёнку, Макс режет коробку, готовя корпус для проектора. Рядом с картоном на столе лежит новая толстая лупа.

Ну вот, Макс, а я смартфон разбила, как жаль. Или ты в проекторе будешь свой использовать?

Я хочу это спросить, но у меня язык будто примёрз к нёбу.

Я говорю:

– Извините, у меня телефон сдох. То есть совсем сдох. Превратился в кирпич. Я его выкинула. Похожу пока так…

– Женя, мы решили перевести тебя на домашнее обучение, – говорит папа и стучит по краю сковородки деревянной лопаткой, чтобы овощи упали с неё внутрь. Я вздрагиваю.

– Э‐э-э… Ну ладно, – не то чтобы я была не рада.

– Если ты будешь из дома выходить, то убьёшься окончательно, – говорит мама, разглядывая меня.

– Но я же не буду совсем не выходить? – я в панике.

– Это от тебя зависит, – отвечает папа и снова стучит лопаткой. Я опять вздрагиваю. Как громко он это делает, пальцем нельзя стряхнуть овощи, что ли?

Я сажусь рядом с Максом, помогаю ему держать коробку, чтобы она не ёрзала и получалось пилить ровнее. Нужно прояснить один вопрос и потом, может быть, поесть, а то пока я так волнуюсь, что еда в меня не лезет и даже тушёные овощи пахнут противно.

– Но я хочу ходить на кое-какие дополнительные занятия, мне же можно? – говорю я, уставившись на лупу проектора. В ней отражается папа, его плавные движения над плитой. Папа не поворачивается ко мне. Он считает, что нормально разговаривать, повернувшись спиной. Слышно же? Слышно.

– На какие занятия?

– На те, на которые я сегодня ходила. По робототехнике.

– Женя, мы с папой обсудили и решили… – начинает мама.

– Это бессмысленно, – перебивает папа.

Почему бессмысленно? Я не понимаю. Это для изучения физики полезно, и вообще.

– Если хочешь серьёзно программировать, у нас школа при компании есть, – объясняет папа. – Пойдёшь, когда будешь постарше, лет с шестнадцати. А пока всё это ты вполне можешь изучать и дома. Существуют видео, курсы всякие. Для этого не нужно ехать за тридевять земель и общаться с недоучками.

– Почему недоучками? – у меня в груди горячо и гадко, будто раскалённая лава течёт.

– Потому что они все недоучки, – папа бросает лопатку и моет руки. Из-за шума воды его не слышно, он повышает голос. – Ты думаешь, откуда у нас развелось столько школ робототехники? За два года появилась целая куча, как грибы растут. И почему они обучают только школьников, нет ничего для студентов, для взрослых? Да потому, что это как дважды два. Этому можно научиться за два-три месяца, даже если ты гуманитарий, и зарабатывать деньги как препод. Ни школы у них серьёзной, ни системы, ничего. Они не вырастят новых инженеров. Они просто учат детей собирать и разбирать конструкторы. Посложнее, попроще, но – конструкторы.

– И что в этом такого? – я готова его укусить.

– Ничего, тренажёр для мозгов. Но я не хочу, чтобы ты с ними общалась, это расхолаживает. Я не люблю недоучек в любом виде. Ты достаточно умна, чтобы освоить всё это сама. Через полгода ты будешь не хуже, чем любой твой препод.

– И не нужно ездить за тридевять земель непонятно куда, – вставляет мама. – Что у тебя с лицом? Ты опять падала?

– Мама, помолчи, – говорю я сквозь зубы.

– Вот, освоишь всё самостоятельно, ты же умница, – примирительно говорит папа. – И сделаешь мне робота, я давно хочу. Они такие уже есть, но мне нужен дешёвый аналог. Вместо собаки. Чтобы он регистрировал движение в доме, когда нас нет. И чтобы мог передавать мне изображение с камеры на смартфон. А если воры правда проберутся, пусть откатится на середину комнаты и скажет человеческим голосом: «Я вызываю полицию, идите к чёрту».

– А назовём мы его Параноид Андроид, – киваю я. Голову мне будто стиснула железная скобка. Вулкан в груди оплавился и затих, взамен жару пришёл озноб. Я, наверное, простудилась в этом сугробе.

– Что-то ты бледная совсем, ну-ка ложись, – замечает мама.

Я не спорю. Просто иду и ложусь.

И потом я лежу, не вставая.

Очень долго мне очень плохо. Почти как в прошлые зимние каникулы. Хотя не так плохо, как было в больнице. Я всё же дома, а не в палате с казёнными простынями. Но время совсем перестало ощущаться, дни слились в сплошную серость и не отличались один от другого… В общем, две недели у меня были дополнительные каникулы. Надо отдать должное родителям, они почти меня не трогали в это время. Наверное, им хватало того, что я дома, под присмотром, а не бегаю где-то, стараясь разбить себе голову. Их уважение моего личного пространства доходило до абсурда. Они почти перестали заглядывать ко мне в комнату. Разве что мама появлялась, чтобы сделать какие-то процедуры с ногой, или Макс приносил посмотреть очередное кино на проекторе. Прибираться я не позволяла.

Несколько дней я лежала, не вставая. Потом встала, но всё равно как во сне. Только через две недели я начала просыпаться от серого сна. Вдруг обнаружила себя лежащей на полу в своей комнате. Я лежу, свернувшись клубком, вокруг разбросана несвежая одежда и коробки из-под пиццы.

Я встаю и брожу, опустив голову вниз, пиная вещи, сдвигая их с мест. Ищу телефон, мне ведь купили новый. Нахожу, чуть не наступив на него. Вхожу в свой аккаунт, хочу написать Приходьке. Пока я валялась дома, я ему писала пару раз что-то злобное, но сейчас не могу. Страница Приходьки удалена. Я уже не в первый раз вижу подобные штучки, я человек опытный. Я нахожу в соцсети группу роботокружка Карина. Выбираю среди участников группы нескольких людей с подозрительными псевдонимами. И всем пишу одно слово: скотина!

Я вступаю в перепалку. Сразу десять людей ругаются и банят меня. Я чувствую себя освежённой. Как после прохладного душа. Или, может быть, освежёванной? Как кролик на ярмарке, с которого единым махом содрали шкуру.

В любом случае я получила заряд энергии. Я снимаю длинную старую футболку, не стиранную две недели, и залезаю под душ.

А вечером к нам в гости заявляются родители Приходьки. Родители обычно похожи на своих детей. То есть наоборот, это дети на них похожи. Но и родители тоже. Приходька – он как бы среднее арифметическое от своих родителей. Его папа такой же невысокий и округлый, напоминающий плюшевого мишку, а у мамы такие же светлые прозрачные глаза. И светлые волосы. Вроде бы симпатичные люди, но я не могу их видеть. Я не могу их видеть с тех самых пор, когда они перешли на крик и визг, брызгая слюной, однажды летним утром. Я тогда лежала со свежим гипсом, подложив под ногу подушку, чтобы кровь не приливала и нога не болела. Если бы они хоть устроили скандал в соседней комнате, так нет, они сделали это при мне, и мои родители не остались в долгу. Четверо разъярённых взрослых рядом с моей кроватью грозили друг другу судебным разбирательством. Та ещё картина.